С приходом к власти Дональда Трампа и его команды на Западе резко увеличились продажи «1984»: роман снова оказался в списке бестселлеров Amazon. «Афиша Daily» попросила специалистов разного профиля прокомментировать новый взлет популярности оруэлловской антиутопии.

Поэтому хотел бы привести экспертные мнения на данное явление.

Анна Наринская, литературный критик

Джордж Оруэлл задумал эту книгу в 1944-м, после того как на Тегеранской конференции был предложен образ послевоенного мира, разделенного на три зоны влияния. Именно так устроена «вселенная восемьдесят четвертого года» — в ней вечно воюют между собой три тоталитарные супердержавы: Евразия (Советский Союз и захваченная им Европа), Остазия (Китай, Япония, Корея) и Океания, в которой и развивается действие (она возникла при слиянии США и Британской империи).

Вышел роман в июне 1949-го. До сегодняшнего дня он неизменно всплывает как самое актуальное чтение в моменты подъема правительств авторитарно-популистского толка и поддерживающих их народных настроений. В Англии «1984» в момент появления был воспринят как сатира на крайний лейборизм и вообще левое движение, которое, казалось, могло утвердиться тогда у власти. Для тех, кто читал его в Советском Союзе (первое издание на русском в переводе Виктора Голышева вышло в 1988-м), он навсегда останется точным описанием сущности советского режима. В 1970-е в оруэлловских терминах описывали поведение никсоновской администрации. Совсем недавно — волну пропаганды, захлестнувшую наше отечественное информационное поле.

«1984» не устаревает потому, что там описана не поверхностная, а глубинная схема влияния подавляющей власти на мысли и, соответственно, душу людей. Оруэлл говорит о том, как человеческая норма, тот самый «нравственный закон внутри нас», меняется при последовательном манипулировании смыслом самых простых понятий и самых базовых уверенностей. Не вульгарное сознательное вранье, а полное самозабвенное неразличение лжи и правды — это и есть победивший в Океании способ мышления, называемый двоемыслием: «Говорить заведомую ложь и одновременно в нее верить, забыть любой факт, ставший неудобным, и извлечь его из забвения, едва он понадобился, отрицать существование объективной реальности и учитывать действительность, которую отрицаешь».

«Свобода, — записывает главный герой романа Уинстон Смит в своем дневнике, — это возможность сказать, что дважды два четыре». Но дважды два в его мире равняется не четырем, а тому, что решит власть. Истины не существует: на каждый приведенный факт найдется факт альтернативный. Власть велит не верить своим глазам и ушам, и это ее окончательный, самый важный приказ.

К тому же для изложения объективной правды не остается даже слов — человеческий язык заменен внедряемым сверху новоязом. Из слов изымается их прямой, основной смысл, они становятся пустыми, принимающими любые абсурдные значения.

Виктор Голышев в качестве своего любимого примера реального новояза приводит цитату из советской газеты: «Капиталистический спрут пропел свою лебединую песню». Эта фраза еще недавно казалась несравненным перлом. Сегодня она кажется вполне рядовым экземпляром.

Кирилл Мартынов, философ

Я думаю, что «1984» — это энциклопедия страхов Запада. В романе Оруэлла перечислено все, чего принято бояться в англоязычной культуре. Дефицита товаров и связанной с ним потери человеческого достоинства («доставать», «очереди»), контроля за сексуальным поведением (нелегальные встречи с возлюбленной, отсутствие личного пространства), запрета на различные формы гражданского участия вне официальной правящей партии, потери возможности думать и говорить свободно вместе с введением новояза (это фундаментальный страх культуры, построенной вокруг идеи free speech и аргументации рационально-судебного типа). Наконец, монструозного министерства правды, единственная задача которого в действительности производство лжи.

Поскольку Оруэлл описал такие универсальные страхи, нет ничего удивительного в том, что его нарратив мгновенно применяется к нынешним событиям в США, где Трамп не только подписывает один за другим скандальные указы, но и ведет войну на уничтожение с медиа. Для значительной части американских читателей проснуться в мире «альтернативных фактов» Трампа означает ощутить себя героем антиутопии. Чтобы объяснить, что случилось с Америкой, используется знакомый язык, предложенный Оруэллом.

Ужас сеттинга «1984» связан с тем, что автор взял человека современных рациональных и критических взглядов и столкнул его с двоемыслием. Другие регионы мира, возможно, и не выходили из подобного двоемыслия и потому привыкли к нему. Но вот для американцев это столкновение оказывается очень болезненным.

Карина Пипия, социолог

Двоемыслие, описанное Джорджем Оруэллом, указывает на способность индивидов одновременно придерживаться двух взаимоисключающих утверждений. Например, респонденты на фокус-группах могут говорить, что они против войны, «Война — это зло», но при этом поддерживать участие своего государства в военном конфликте. Трамп может говорить, что собирается налаживать отношения с Россией, а потом обвинять ее в кибератаках.

В понимании социолога Юрия Левады «человек лукавый», существовавший в советском обществе и воспроизводящийся как тип до сих пор, характеризуется, с одной стороны, приспособлением к социальной реальности и ее нормам. С другой — использованием лазеек в существующих правилах игры и, следовательно, необходимостью постоянно оправдывать свое поведение и действия — «альтернативными фактами» или «постправдой», потому что единой рациональной границы между «допустимым и недопустимым», «своим и чужим» в таких общественных системах не существует.

Трамп понимает необходимость самосохранения в существующей ценностно-нормативной плоскости (с терпимостью к ЛГБТ, правам женщин и т. п.), поэтому ему приходится «оправдываться» за свое президентство, апеллируя к малозначимым фактам (что является одним из основополагающих принципов двоемыслия): показывать, что аудитория его инаугурации была больше, чем у Обамы, отказываться от президентской зарплаты и одновременно от публикации своей налоговой декларации.

В условиях тоталитарного общества публичный массовый протест против такого двоемыслия и монополизации правды средствами телевидения и социальных медиа практически невозможен. Однако общества с развитой гражданской традицией позволяют протестовать против такого лукавства, чему пример — марш женщин против Трампа или открытое письмо журналистов пресс-пула Белого дома против давления на СМИ.

Рост продаж книги «1984» Оруэлла, за исключением очевидного медийного повода, может демонстрировать общественный запрос на рационализацию нового альтернативного устройства (или преподносимого в качестве такового) американской политики и умонастроений, поиск средств его понимания.

Екатерина Шульман, политолог

При попытке перечислить самые известные антиутопии кроме Оруэлла вы, вероятнее всего, назовете Замятина и Кафку. А это все не англоязычные писатели. Англоязычная аудитория предпочитает свои продукты переводным, и Оруэлл — самый раскрученный из них. Как для нас поэт — это в первую очередь Пушкин, так и для них автоматическая ассоциация с предсказанием мрачного будущего — Оруэлл.

На самом деле интересно, до какой степени англичане, нация наименее приспособленная к фашизму по своим традициям и устройству, любит фантазировать о жестокой диктатуре. «1984» действительно самый успешный продукт в этом жанре — речь идет о будущем, но в нем нет никаких футурологических примет, как у Замятина, никакого мистицизма, как у Кафки, никакой психоделики, как у Хаксли. Это картина, в которую легко поверить, в которой есть очень унылая, убогая жизнь, где из технических инноваций только глаз Большого брата (как сказали бы сейчас, камера ноутбука). Поэтому это будущее не требует от нас никакой особенной доверчивости — это антиутопия, но не фантастика. Другие компоненты успеха — внятная любовная линия и графические описания жестокости, что читателя тоже всегда волнует.

Книге Оруэлла есть чем порадовать массового потребителя: это хорошо, энергично и увлекательно написанный текст, в меру страшный, местами смешной, очевидно пародирующий советскую жизнь. Что особенно актуально для нашего исторического момента — там описывается мир постправды. Бесконечное редактирование прошлого — основное занятие главного героя, а антигерой утверждает тоталитарную истину — «партия выше фактов».

Данила Гуляев, психолог, нарративный терапевт

Мы не знаем точных причин, по которым выросли продажи романа «1984» — необязательно все они психологические. Возможно, это показывает, как многие люди сейчас считывают и понимают происходящее в США и мире. Это самый известный — с нарицательным названием — роман о тоталитарном государстве, где люди живут под полным контролем и подчинением власти. Можно предполагать, что часть людей воспринимают победу Дональда Трампа на президентских выборах в США как поворот к тоталитаризму. Или как минимум к авторитарной власти, попирающей свободы людей. Образ и риторика Трампа выбиваются из привычного ряда американских политиков. Его победа на выборах создает новую ситуацию, в которой доминируют непредсказуемость и неопределенность. Публичные высказывания Трампа и предлагаемые им меры добавляют в эту неопределенность еще и пессимизм для тех людей, которые придерживаются иных ценностей. Риторика Трампа как бы нападает на ценности личной свободы, равноправия, уважения к разным людям и предлагает концепцию враждебности, ксенофобии и жестких мер.

Его идеология очень быстро из социально нежелательной стала сначала приемлемой, а потом и доминирующей. Это стремительная смена не только политической повестки, но и норм допустимого, которая может вызывать у людей стресс социальных изменений. Такие изменения могут вызывать ощущение катастрофы, сильную тревогу за будущее. Этот поворот прерывает привычный ход вещей и задает какой-то новый — одних пугающий, других обнадеживающий, но для всех тревожный. В таком дезориентирующем контексте людям необходим некий ключ для понимания ситуации и построения прогнозов. Ключом к контексту может быть текст.

Такой роман, как «1984», может дать язык, чтобы описать и назвать происходящее. В романе рассказано, как устроен тоталитаризм. Это художественное исследование власти в ее тотальных проявлениях. И речь не только про власть административную, а про контроль над поведением, волей и мыслями людей. Механизмы этой власти изучали в XX веке и философы, и социологи, и социальные психологи. В классической социальной психологии изучены феномены подчинения групповому давлению и авторитетам, которые могут заставлять людей отказываться от собственной воли, от сочувствия ближнему и быть крайне жестокими в исполнении бесчеловечных приказов. Еще один инструмент подчинения, показанный в романе, — разжигание враждебности при помощи создания образа врага из иностранцев, инакомыслящих и меньшинств. Насколько образы и сюжет книги описывают нынешние события — вопрос прочтений и интерпретаций. Например, опора в политических решениях на стереотипы и предрассудки вполне соответствует лозунгу «Незнание — сила» из романа Оруэлла, потому что это искажения социального познания.

Фигура Трампа стала символом, который тоже приобрел власть над реакциями людей, прежде всего эмоциональными. Одних он привлекает и мобилизует, других отталкивает и ужасает. Этот образ выстроен как яркий пример «авторитарной личности», представляющей определенное сочетание черт характера, который социальные психологи и социологи описывали в 1950-е годы, исследуя антисемитизм и ксенофобию. К авторитарным чертам относили нетерпимость к инаковости и свободе, агрессивность, склонность к насилию, иррациональность и негибкость мышления, манипулятивность, враждебность. Позже социальные психологи критиковали эту модель за идеологическую предвзятость и неточность. Эти черты было бы точнее рассматривать как социальные установки, которые в либеральном обществе считаются нежелательными и маргинальными. Критики отмечали, что авторитарные черты удивительно похожи на социально желательную личность в Германии времен нацизма. И если в обществе доминирует авторитаризм, то авторитарные установки могут называться и оцениваться положительно — например, как истинный патриотизм. Когда в культуре конкурируют настолько разные нормы, сталкиваются два разных языка описания и оценки, то теряется четкая грань между представлениями о добре и зле. И то, что для одних людей звучит и выглядит как нечто чудовищное, другими воспринимается как доблесть. Этот разрыв между разными социальными нормами и оптиками тоже может вызывать у людей чувство крушения привычного мира.

Роман «1984» как раз показывает социальный мир после такого крушения. С одной стороны, это пугающая картина расчеловечивания, с другой — история сопротивления власти и возврата к человечности, хотя бы на время. Правда, с неутешительным финалом. Но в сегодняшнем мире роман Оруэлла делает механизмы власти более видимыми и понятными и усиливает возможность сопротивления. Это может давать надежду в ситуации неопределенности и мрачных ожиданий.